|
Консультпункт
В Доме литератора работает консультпункт. Известные курские поэты и писатели, краеведы и публицисты дают консультации по вопросам работы с литературными произведениями, рукописями, издания книг, презентаций, организаций Дней автографа, встреч с писателями, проведения творческих вечеров, литературных мероприятий.
График работы консультпункта: Ежедневно с понедельника по субботу, с 10 до 15 ч. Адрес: г. Курск, Красная площадь, 6, Дом литератора. Контактный телефон: 703-933 |
Легенда о «поповских лежнях»
Легенда о «поповских лежнях»
/1 место в номинации «Литературное творчество» Областного регионального конкурса «Легенды и сказы земли рязанской». Публикуется по: Сайт «Легенды и Сказы народов России», ссылка: https://vk.com/club210414740 /
Раскопки курского археолога А. М. Облонского (1993-1994 г.г.) в окрестностях курского села Попово-Лежачи (осн. 1645-1646 г.г.) показали, что этот край привлекал людей, начиная еще с III-IV века, существовали здесь поселения в V-VIII, XI-XIII веках. Но после нашествия Золотой Орды – обезлюдел. И до XVII века лишь вольный ветер, волчьи стаи, стада диких лошадей-тарпанов да орды крымского хана гуляли по этим землям. Затем край вновь стал оживать. Крестьяне, городские ремесленники, бездомные бобыли и холопы бежали сюда из центральных районов в надежде создать себе в малонаселенном пограничном крае лучшие условия существования. Много было беженцев из Полтавщины – люди спасались от гнета польских панов и засилья католиков.
Беглецы тяготели к старым обжитым городам того времени: Рыльску, Путивлю – оседали в малонаселенных местах, на землях, принадлежавших попам, попадая в новую зависимость. (Сегодня слово «поп» звучит уничижительно. Греческое «πάπας» – переводится как отец. До реформы патриарха Никона попами и протопопами называли всё духовенство. Отрицательную окраску слову придали большевики.)
Более полувека в селе бытовала легенда о «поповских лежнях», во времена безбожия и гонений на Церковь, бывшая фактически «официальной» версией о происхождении названия Попово-Лежачей. В 1956 году её записал А. Воробьев. Мол, «на работе у попов» крестьяне были уже «не те», они не боялись, что их выгонит хозяин. Зрела надежда, при крайней нужде, бежать дальше на Дон к вольным казакам. «Крестьяне работали у попов плохо, лодырничали, лежали больше, чем работали, или вообще не выходили на работу, отсюда и пошли «поповские лежни», – утверждал краевед. Отмечу, что в своей рукописи историк, вскользь, упомянул и менее экзотическую версию: «лежать за попами», возможно, означает «принадлежать попам».
Впервые меня познакомили с местным «историческим трудом» в 1987-м, сразу после окончания вуза, когда наша семья приехала в Курское Порубежье – на малую Родину мужа. Легенда меня, мягко говоря, потрясла.
… А на гранитной стеле, установленной в год нашего приезда рядом с двухэтажным зданием сельской администрации, золотом горели имена 396 поповолежачанцев, объясняющие оставшихся на полях сражений Великой Отечественной. Двух Героев Советского Союза взрастило это небольшое село. Трое ровесников выполняли интернациональный долг во время боевых действий в Афганистане. Пятеро моих учеников прошли Чеченскую кампанию, двое – сложили головы за православную Веру и Русский Мир на фронтах СВО. Ордена и медали горят на груди защитников Отечества всех поколений. Какие уж тут «поповские лежни»! Какое – «лодырничали»! Скорее, как сетовал А. С. Пушкин (о нашем незнании истории): «Мы ленивы и нелюбопытны».
Если вторая версия о названии приграничного села, ставшего педагогу и будущему писателю Валентине Ткачёвой новым домом, мне была понятна, то первая – легенда о «поповских лежнях» – продолжала смущать мою душу долгие годы. Сомнения не смогли развеять ни школьный, ни районный краеведческие музеи, ни областной архив.
Пока в июне 1991 года рядом с рынком, который во времена перестройки возродился в километре от нашего дома, в соседнем посёлке Тёткино, не встретился мне мужичок. С виду и по одежде – обычный крестьянин: пожилой, с густой сединой в отдающих рыжиной русых волосах, с разбегающимися лучиками морщинок под внимательным прищуром глаз. Только… было что-то в его глазах, свет какой-то что ли, искорки живые. Смотришь, и понимаешь, что такой – и кашу из топора сварит, и с чертей, при необходимости, полный оброк стребует.
Мне вообще везёт в жизни на встречи с необычными, удивительными людьми. Этот – интересным собеседником оказался. Вначале, как водится, поговорили о местных нравах и ценах, о погоде и политике. Контрабанду «добрым» словом помянули. Как на границе без этого? В общем, всё как обычно – душевная беседа со «случайным попутчиком» – обо всё и ни о чём.
И вдруг вопрос: «А почему ваше село Попово-Лежачи так странно называется?» Я ему всё, что знала и поведала. Слушал внимательно, ни разу не перебил, только лицо посуровело, понятно стало, что непраздный для себя человек вопрос задал.
«А ведь Вы сами не верите в эту легенду?!» – и смотрит с каким-то непонятным мне ожиданием. Тут уж я и выдала ему свои долго сдерживаемые сомнения. Как на исповеди, ничего не утаивая. Что если вторая версия «лежать за попами», скорее, указывает на принадлежность земель церкви или монастырю, то первая у меня вызывает только недоумение. Ну, не могу я представить себе мужика, у которого хватило смелости и сил от жестокого хозяина сбежать (возможно, ещё и с семьёй!) в поисках лучшей доли, чтобы обретя эту самую долю, он так себя повёл! Или вольный человек, спасаясь от притеснения католиков, найдя здесь, в Порубежье, пусть и не землю обетованную – рай земной, но место, куда стремился, стал «лодырничать» и «лежать» на печи в ожидании, когда манна небесная упадёт. Или «попы» еду принесут да на язык ему положат. Бред, да и только! От голода давно бы все помёрли, пустырь остался. Или на Дон подались. Только результат был бы тем же: не стояло бы над рекой Сейм села с именем Попово-Лежачи.
«А как по-другому? Золотая рыбка в нашем Сейме отродясь не водилась! Только родственники её – золотые караси, так они существа не волшебные. Ещё щука могла, конечно, помочь, но она, после Емелюшкиных причуд, лет пятьсот, не меньше, в яме под Тереховичевым мостом будет отлёживаться, – отшутилась я. – Хотя… инопланетяне могли подсобить. Мне недавно ребятня поведала: лет пять назад «тарелка» тут приземлялась, как раз между колхозной свинофермой и Отстойниками (в обиходе так называют поля фильтрации Тёткинских спиртового и сахарного заводов). Видимо, братья по разуму проверяли, что вышло», – продолжила я горькую шутку.
Задумчиво посмотрел на меня собеседник, как бы решая для себя что-то важное. Потом слегка развернулся, как-то устало ссутулился, вздохнул. И сидел со мной рядом, на потемневшей от солнца и дождей деревянной лавочке, уже не веселый балагур, пусть и случайный, но привычный собеседник – рубаха-парень, а будто кто-то совсем из другой реальности. Смотрел вдаль, ему одному ведомую, и, похоже, видели его глаза совсем не то, что мои. Уж точно не шумный поселковый рынок…
«Сам я из Бояро-Лежачей (село в семи километрах от Тёткино, но уже со стороны Украины), – начал он своё повествование. – Мне ещё мой дед рассказывал, а ему, стало быть, его дед. Когда пришли в эти края наши предки, вокруг только «Дикое поле» было. Степняки бесчинствовали, в любой момент могли налететь ночными татями. До Бакаева шляха отсюда-то рукой подать. (Бакаев шлях – один из конных путей, западная ветвь Муравского шляха, по водоразделам рек между Сеймом и Псёлом, по которому крымские татары и ногайцы совершали набеги за ясырём на южные (окраинные) рубежи Русского царства.) Мужиков перебьют, баб снасильничают, младенцев на копья или головёнкой об стену, могли и в колодезь бросить. Стариков да немощных сразу убивали, а кто после такого разбоя из молодых жить оставался, душегубы с собой уводили. Да уж лучше было погибнуть, чем в полон к этим вражинам попасть. Добро, какое ни есть, на лошадей и пленников погрузят, хаты пожгут, да и были таковы. Потому наши мужики одной рукой плуг или косу держали, а другой – готовы нож из-за голенища выхватить, или топор из-за пояса.
А чтобы «поганые», так предки называли степняков, с наскока поселения не пожгли, жителей не полонили, уходили к древнему шляху и лежали на путях врагов засадные отряды из местных мужиков. С косами да вилами, а кое у кого меч или копье – от деда-прадеда. Предупредить, а если не было выхода – принять первый бой, чтобы жёны с детишками и стариками успели скрыться в лесу. Погибнуть, если надо, но не дать ворогу родных лютой смерти предать или угнать в жестокое рабство.
У нас те отряды бояре водили, потому, как земли наши им принадлежали, а у вас, стало быть, – попы. А то всё «лежни», «бездельники», «лодырничали». Эх, вы – «Иваны, родства не помнящие!», – с обидой в голосе закончил рассказ.
Такой горечью дохнуло от его последних слов… Разве смог бы выжить русский народ, лежа на печи? Да ещё здесь, на краю «Дикого поля»?! И печь ту, её ведь тоже сложить кому-то надо было! А вот очаг родной защищать, род и семью свою, Святую Русь от погибели спасать – было не привыкать. Пращурами, отцами-дедами завещано. Воином, защитником Родной Земли русский мужик испокон веку был: смелости ему не занимать, а уж на «засечной черте» – тем более. Вон, даже в «Слове о полку Игореве» неизвестный автор особо курян выделил – «сведомых кметей» (поселяне, которые при необходимости становились воинами).
И ожёг меня стыд. Какой изощренный ум смог так извратить местную историю, так поизмываться – над собой, над всеми нами, да заодно и теми Защитниками Отечества? И над их предводителями – попами, которые с Божьим Словом на устах вели к схронам отряд мужиков, возможно, в свой последний путь!?
Грезились мне ночь, лес на краю степи, и чумацкий шлях, спешащий за горизонт вдоль кромки спящей дубравы. От близкой реки наплывает туман, сквозь прорехи в его рваной пелене проглядывают звёзды. Чуть слышно перешёптываются мужики, скоро рассвет – клонит в сон, а спать нельзя – бдят. Изредка над головами глухо ухает филин, чуть дальше, в прибрежных лозняках, на разные голоса раскричались неясыти. Предрекают беду? Смерть? Кому – им, или степнякам? То одна, то другая рука тянется ко лбу в крестном знамении.
Одинокий человек, почти слившийся с морщинистым стволом кряжистого дуба на краю леса, пристально всматривается в зыбкий предутренний сумрак – в злую Степь. Сторожко вслушивается в лепет непоседы ветерка и сонный шелест степных трав. О чём они рассказывают? Ни о степняках ли, тенями пробирающихся в ночи к спящей веси? Когда мужчина чуть поворачивается, на груди отбрасывает тонкие лучики православный крест, который тот время от времени бережно прикрывает ладонью, будто стараясь защитить… Поп. Их батюшка, отец-заступник, духовный пастырь.
Кто он? Откуда? Служитель церкви Успения Богородицы из близкого Путивля, этой обители были жалованы земли, на которых возникло поселение. Монах Софрониево-Молченской пустыни? Отсюда до мужского монастыря на Чудной горе рукой подать, километров пять, если напрямки. В ясный день с крутого берега Сейма видно, как небесным светом сияют на солнце купола. Священник, в лихую для своей паствы годину, вынужденный взять в руки оружие и руководство засадным отрядом, Воин Христа. А под деревьями, в ожидании сигнала от своего «воеводы», лежат поселяне – не просто мирные крестьяне-землепашцы и послушные прихожане, а его боевые сотоварищи. Готовые живота своего не пожалеть, но спасти свои семьи, спасти Землицу-матушку, кормилицу, которая приняла обездоленных и стала для них родной. Вот такие – «поповские лежни»!
Даже не заметила, как пёстрая базарная толчея поглотила, поразившего меня своим рассказом до глубины души, собеседника. Не сразу сообразила, что даже как звать-величать его не спросила. Не нашли мы с супругом того мужичка и в Бояро-Лежачах, куда специально приезжали. Только плечами пожимали наши украинские соседи, мол, нет у нас такого. Не знаем.
Но с тех пор моё сердце наполняет гордостью легенда о земляках – хлеборобах-воинах. Сразу «лёг в строку» рассказ легендарного разведчика, 2 мая 1945 года расписавшегося на рейхстаге, – И.П. Лыбанева о сторо'жах – сторожевых вышках, на верху которых, при появлении на дальних подступах к поселениям степняков, дежурные зажигали костры. Одна такая вышка, по рассказам ещё прадеда Ивана Павловича, стояла в нашем селе на самой высокой отметке – Максимовой Круче, вторая – тремя километрами северо-восточней, на месте древнего поселения – современного хутора Отруб, третья – ближе к Рыльску, на водоразделе Сейма и Свапы.
Стала эта легенда для меня откровением. Сразу вспомнились рассказы старожилов о деревянной часовеньке, упавшей в Сейм в начале прошлого века с подмытой своенравной рекой Максимовой Кручи. А ещё, крупные мужские кости и черепа, при строительстве и распашке огородов, до сих пор извлекаемые из земли на том месте. Можно предположить, что часовня стояла над почётным захоронением тех самых «лежней» – павших в сражениях со степняками. Местные кладбища, и уже почти сравнявшееся с землёй, и современное – далеко от Кручи.
Увы, на свои вопросы я так и не нашла ответов у своих земляков. Большинство поповолежачанцев этими костями не интересуются, как-то прозвучало, мол, это «останки воинов, погибших в Полтавской битве». Только где та Полтава?! Да и где это слыхано и видано, чтобы павшего с поля боя – за более чем две сотни вёрст! – везли хоронить в родные места, как какого царя или великого полководца? На какой земле воин последний свой бой принял, в той ему и покоиться.
Но после той знаменательной встречи начала лета 1991 года, для меня наконец-то всё встало на свои места: и древняя часовня-памятник, и золото Имён, и золото Звёзд, награды за мужество ровесников и боевые медали моих учеников – достойных потомков тех, первых, поселенцев – хлеборобов-воинов. Наши кровные «поповские лежни» – на этой земле хлеб и детей растили, за неё сражались, в неё же на вечный покой и легли!
… И понесла я эту легенду – благую весть! – людям. Сначала семье – дочке и мужу. Потом в школу – ученикам и моим «родниковцам» – членам школьного краеведческого клуба «Родник», который я создала и возглавляла более полутора десятков лет, до прощания со школой. Пересказала её нашему батюшке – отцу Иоанну (иерей И.П. Дэндак). С настоятелем храма сложились добрые отношения ещё со времён моего директорства, его супруга – матушка Мария – преподаёт в школе местным ребятишкам основы православной культуры и ведёт в сельском храме Воскресную школу.
Легендой о засадных отрядах, под предводительством попов, поделилась с краеведами на региональных конференциях: в мае 2012 г. в Курском государственном университете («Курский край в истории Отечества»), годом ранее – в областном архиве. В апреле 2013 г. – с участниками IX Всероссийских научно-образовательных Знаменских чтений в г. Курске.
Уничижительный вариант происхождения названия села Попово-Лежачи канул в Лету вместе с эпохой воинствующего атеизма. Ко времени прекращения гонений на верующих, легенда о засадных отрядах, под предводительством попов встававших на пути степняков, уже стойко укоренилась в умах моих земляков. Рукопись с версией о «лежнях-лодырях» сегодня хранится в районном музее. Там ей самое место!
… Рядом с отверстиями от снарядов из «огненных 40-х», на кирпичную кладку Феодосьевской церкви села Попово-Лежачи легли «раны» дней нынешних. Особо зверствовал враг 5 июня 2022 года, в тот день более двух десятков вражеских снарядов легли рядом с храмом! Были повреждены 8 соседних домов, линия электропередач и водонапорная башня. Осколки «перепахали» огороды, превратили в «решето» металлические заборы. Во время взрывов набатно гудел колокол. Но святая обитель устояла. Покорёженные осколками рамы и выбитые стёкла в окнах заменили, чтобы не зиял Божий Дом пустыми глазницами. Воронки рядом с церковной оградой и во дворе засыпали землёй. Розы, вырванные взрывами и поломанные, подсадили. Остальное – по мере возможности.
С началом СВО, вокруг села Попово-Лежачи и посёлка Тёткино, вынужденно, возродились «засадные отряды» – лежат в окопах и укреплённых боевых точках, воины российской Армии – срочники. Наш «живой щит»! Молодые бойцы-штурмовики, вместе с пограничниками, насмерть бьются с ДРГ – укронацистами и сатанистами – «степняками» XXI века, которые регулярно рвутся к нашим мирным поселениям. Но, пока мы живы – жива и надежда! Моё, третий год простреливаемое насквозь приграничье, знает: Господь ни Русь, ни нас не оставит. Как бы ни злобствовал лютый враг, вчерашний единоверец и кровный брат, оболваненный и развращённый лживым Западом, твёрдо верим: «Победа будет Zа нами!»
Валентина Ткачёва,
Курский Рубеж, апрель 2024 г.